Анжелика. Тулузская свадьба - Страница 10

«Я не боюсь, — сказала она почти вслух. — Я знаю, что должна делать. Лучше я умру, но он меня не получит!»

Она подошла к наружной застекленной двери, открывавшейся на террасу. Только в Плесси Анжелика видела такие изящные балконы, введенные в моду архитекторами эпохи Возрождения…

Диван, обитый зеленым бархатом, манил присесть и насладиться величием пейзажа. Отсюда не было видно Тулузы, скрытой за излучиной реки. Только сады, блестящие воды Гаронны, да бесконечные поля кукурузы и виноградники простирались вокруг.

Анжелика села на край тахты и прислонилась лбом к балюстраде. От бриллиантовых шпилек и нитей жемчуга, украшавших сложную прическу, у нее болела голова. Молодая женщина принялась с большим трудом освобождаться от них.

«Почему эта здоровая дура не причесала меня и не помогла раздеться? Неужели она воображает, что этим займется мой муж?» — подумала Анжелика и горько усмехнулась собственным словам.

«Сестра Анна не преминула бы прочесть мне небольшую лекцию о покорности, которую должны выказывать жены в отношении всех желаний мужа. И когда она говорила это „всех“, ее выпученные глаза вращались, словно шары, а мы прыскали со смеху, догадываясь, о чем она думает. Но я никогда не была покорной. Молин прав, когда говорит, что я не стану подчиняться тому, чего не понимаю. Я согласилась, чтобы спасти Монтелу. Что же им еще от меня надо? Рудник Аржантьер теперь принадлежит графу де Пейраку. Они с Молином могут продолжать махинации с испанским золотом, а мой отец и дальше разводить мулов, чтобы это золото перевозить… Если бы я сейчас умерла, выбросившись с балкона, ничего бы не изменилось. Каждый получил то, чего хотел…»

Наконец ей удалось освободиться от шпилек. Упрямым, привычным с детства движением Анжелика вскинула голову, и волосы рассыпались по ее обнаженным плечам.

Вдруг ей показалось, что она слышит легкий шум. Повернувшись, она едва сдержала крик ужаса. Прислонившись к проему балконной двери, на нее смотрел хромой граф.

* * *

Он сменил красный костюм на короткие штаны и очень короткий черный бархатный пурпуэн, который оставлял открытой талию и рукава тонкой льняной рубашки.

Муж подошел к ней неровной походкой и низко поклонился.

— Вы позволите мне сесть рядом с вами, мадам?

Анжелика молча кивнула. Он сел, облокотился о каменную балюстраду и окинул беззаботным взглядом пейзаж.

— Несколько веков назад, — начал он, — под этими звездами дамы и трубадуры поднимались по винтовым лестницам на башни своих замков и проводили там Суды любви. Приходилось ли вам слышать о трубадурах Лангедока?

Анжелика оказалась не готова к такому разговору. Приготовившись защищаться, она была напряжена до предела и поэтому с трудом пробормотала:

— Да, кажется… Так называли поэтов в Средние века.

— Поэтов любви. Язык «ок»! Сладостный язык! Как не похож он на грубый говор северян, язык «ойль». В Аквитании изучали искусство любви, ведь как сказал Овидий задолго до трубадуров, «любовь — искусство, которому можно научиться и в котором можно совершенствоваться, познавая его законы». А вы, мадам, уже интересовались этим искусством?

Анжелика не знала, что ответить: она была достаточно проницательной, чтобы уловить легкую иронию в его голосе. Вопрос был задан так, что и «да», и «нет» прозвучали бы одинаково глупо. Она не привыкла к шутливым светским беседам. Оглушенная множеством событий, Анжелика не смогла придумать достойный ответ и поэтому, не зная, как поступить, попросту отвернулась от графа и устремила на спящую равнину невидящий взгляд.

Она ощутила, как муж придвинулся к ней, но не шелохнулась…

— Вы видите, — продолжал граф, — там, в саду, маленький зеленый пруд, в котором утонула луна, словно жабий камень в бокале аниса… Так вот, у его воды цвет ваших глаз, моя милая. Нигде в целом мире я не встречал таких необыкновенных, таких пленительных глаз. Взгляните на розы, гирляндами оплетающие наш балкон. У них тот же оттенок, что и у ваших губ. Нет, в самом деле, я никогда не встречал таких прекрасных губ… и так плотно сжатых. А вот нежные ли они… я сейчас узнаю…

Внезапно муж схватил ее за талию и с силой, которую Анжелика не подозревала у этого высокого худого мужчины, заставил отклониться назад. Ее запрокинутый затылок упирался в его согнутую руку, которая сжимала ее, не давая пошевелиться. Ужасное лицо склонилось над ней, коснулось ее лица. Она закричала от ужаса и отвращения, принялась вырываться — и тут же поняла, что свободна. Граф отпустил ее и теперь, усмехаясь, разглядывал.

— Все так, как я и предполагал. Я внушаю вам безумный страх. Вы бы предпочли выброситься с балкона, чем принадлежать мне. Ведь так?

Анжелика пристально смотрела на мужа, и ее сердце бешено колотилось. Он встал, и его длинная фигура, похожая на паука-сенокосца, вытянулась на фоне освещенного луной неба.

— Я не буду принуждать вас, бедная маленькая девственница. И хотя узы, соединившие нас, дают мне такое право, а варварские религиозные законы даже обязывают меня, — это не в моих правилах. Итак, вас, саму невинность, отдали долговязому хромому из Лангедока? Ужасно!

Граф де Пейрак снова поклонился, не переставая насмешливо улыбаться; как же ненавистна была ей эта улыбка.

— Так знайте, что за свою жизнь я обладал многими женщинами: белыми и черными, желтыми и красными, но никогда я не брал их силой и не завлекал деньгами. Они приходили сами, и вы тоже придете, однажды днем или вечером…

— Никогда! — резко выкрикнула Анжелика.