Анжелика. Тулузская свадьба - Страница 13

Д’Андижос восхищенно разглядывал Анжелику:

— …Ну вот! Как же преобразилось ваше лицо по сравнению с тем, что я имел счастье или скорее несчастье созерцать, играя роль вашего мужа. О, как же верно то, что любовь преображает красоту женщины, превращая самую застенчивую юную девушку в обольстительную королеву!.. Не говорил ли я вам, что ваш супруг мастер наслаждения?.. Расскажите мне о ваших открытиях, о ваших восторгах… Вы в неоплатном долгу передо мной за все те слезы, что пролили на моих глазах!

— Что за вздор?! Я не проливала слез!..

— Все было гораздо хуже! Я чувствовал себя палачом, увозящим жертву…

Он сел справа от нее. С удовольствием Анжелика узнала в соседе слева юного Сербало. Обычно менее красноречивый, чем Андижос, сегодня и он пустился в пространные излияния о ее ослепительной внешности, о превращении, сделавшем ее богиней, сошедшей с Олимпа, и — он понизил голос — самой прекрасной женщиной Тулузы.

«Должно быть, это местный обычай произносить столько комплиментов новобрачной, — подумала Анжелика. — Ведь меня предупреждали, что Юг — родина поэтов».

Однако, несмотря на некоторую чрезмерность, которую она ощущала в потоке похвал и комплиментов, молодая графиня не могла не признать, что ее нынешний образ был весьма привлекательным и что даже «при взгляде более пристальном», как воскликнул бы молодой и наивный поклонник, она не разочаровывала.

«Но это и неудивительно: даже самая обыкновенная женщина сможет привести в восторг толпу, если она одета и украшена драгоценностями, как королева, и если солнце струится на нее с небес так же, как в других краях дождь!..»

Пюльшери старалась воспитать в ней скромность, противопоставляя ее такому низкому пороку, как тщеславие. Но сейчас Анжелика наслаждалась тем, что стала причиной стольких восхищенных взглядов. Молодая графиня не сомневалась в их искренности.

Они находили ее красивой.

Эта мысль наполняла Анжелику новой силой и немного пьянила.

Но миг блаженства, рожденный от непривычной для нее радости сознавать, что она прекрасна и способна восхищать, вскоре погас, как капризная искра. Ее взгляд, скользя по посуде из золота и вермели, хрустальным бокалам и графинам, цветочным гирляндам, постепенно достиг силуэта мужчины, сидящего напротив нее на другом конце длинного стола. Его темная фигура резко выделялась на фоне сияющей солнечным светом арки, которая в глубине галереи, где они пировали, открывалась в сады. Хотя граф сидел спиной к свету и Анжелика не могла различить черты его лица, она знала, что он тоже смотрит на нее, и ей снова стало страшно.

В этом темном силуэте теперь заключалась ее судьба.

Он был ее мужем. Анжелика без труда различила его голос среди других, и ей показалось, что сейчас в нем звучит радость.

Граф де Пейрак попросил тишины и добавил, что должен сказать нечто важное.

Он заговорил о винах, и Анжелика поняла, что муж улыбается. Дрожь изумления и радости охватила гостей, которые, проявив поначалу почтительное внимание к его речам, успокоились, узнав одну из излюбленных тем для разговора. Пока пажи и виночерпии обходили стол, граф первым делом напомнил, как важно, но почти невозможно сочетать вино и трюфели. Они наделены редким тонким вкусом и ароматом, столь же неуловимым, сколь пряным и незабываемым, но их изысканность плохо сочетается с чересчур терпкими и возбуждающими напитками… И все же!.. Не требует ли насыщенный и душистый аромат тушеных трюфелей из Перигора, которые вскоре подадут к столу, дополнить его ароматом крепкого Гран Крю? Быть может, лучше рискнуть, чем выбором слишком скромным лишить остроты изысканное блюдо?..

«Снова трюфели!» — думала Анжелика, слегка опьяненная первым бокалом.

— А разве я не говорил вам об этом? — прошептал Бернар д’Андижос. — Помните вашу свадьбу… «нашу» свадьбу в вашем поместье в Пуату и ваше пренебрежение этим изысканным блюдом? Сегодня вы его попробуете!..

Было высказано несколько мнений, но в конце концов выбор вина предоставили хозяину дома.

Шепот удовлетворения, как порыв ветра над морем, приветствовал названное им вино. Посыпались одобрения и комментарии, о нем говорили с теплотой, почтительностью и воодушевлением, ведь оно было из Руссильона, соседней дружественной провинции, вина которой ценились не хуже неизменных гасконских и бургундских, бесподобных, но претенциозных. Названный графом сорт произрастал на маленьком винограднике, узкой полоской нависшем над сверкающим голубым морем, недалеко от Порт — Вендрес, бывшим «портом Венеры», куда галеры заходили укрыться от буйного северного ветра трамонтаны.

Граф назвал баньюльс.

Это было густое, сладкое, согревающее вино, поданное к эстуфаду.

«Великолепное вино!» — расхваливали его гости. Его надо было пить почти теплым, из первого, самого простого бокала в форме широкого и сильно закругленного кубка, который позволяет вину «дышать», раскрывая глубокие слои букета, и в котором искушенный ценитель сразу распознает божественный аромат с нотками ежевики и смородинового листа.

Один из соседей Анжелики по столу, Беранжер де Майорк, был особенно воодушевлен выбором.

— Речь идет о моей родине, о Каталонии. Я каталонец.

— Прошу простить мне мое невежество, мессир, — любезно произнесла Анжелика, — но… кто такие каталонцы?

— Не французы, не испанцы, — ответил он.

Соседи заставили Беранжера замолчать, потому что дегустация первого блюда, тушенных в вине целых трюфелей, настойчиво требовала некоторой сосредоточенности.