В последующие дни Анжелика поняла, что дворец графа де Пейрака, несомненно, самое гостеприимное место в городе. Граф сам принимал живое участие во всех увеселениях. Его высокая нескладная фигура мелькала среди гостей, и Анжелика изумлялась тому оживлению, которое вызывало одно только его присутствие.
Она постепенно привыкла к внешности мужа, и ее отвращение к нему уменьшилось. Несомненно, мысль о том, что он заявит права на ее тело, стала во многом причиной той сильной ненависти и того страха, которые он ей внушал. Теперь же, когда она перестала волноваться об этом, Анжелика должна была признать, что этот мужчина, чьи речи увлекали, а характер был жизнерадостным и таким необычным, внушал симпатию. Однако к жене граф проявлял заметное равнодушие. Он оказывал ей знаки внимания согласно ее положению, но, казалось, едва замечал. Жоффрей де Пейрак приветствовал ее каждое утро, они вместе обедали, сидя на противоположных концах длинного стола, за которым, кроме них, всегда собирался, по крайней мере, десяток гостей. Это помогало Анжелике избежать встреч наедине с мужем, которых она так боялась.
Но Анжелика видела, с каким мастерством он одаривал вниманием всех тех, кого желал им удостоить.
Когда компания гостей направлялась к террасе, где были поданы десерты и легкие закуски, или собиралась у выхода, чтобы обменяться на прощание последними любезностями и дружескими пожеланиями, Жоффрей де Пейрак иногда задерживал одного из гостей, чтобы сказать ему пару слов наедине, положив руку на плечо мужчине, или обняв за талию женщину и привлекая ее к себе. Подобное признание со стороны графа заставляло гостя забыть все свои заботы и улыбнуться.
Жоффрей де Пейрак притягивал женщин.
Анжелика не могла этого отрицать, и то, что в первые дни ее изумляло, теперь становилось понятным. Она замечала, какое волнение и трепет охватывали ее красивых подруг, стоило им услышать в коридорах дворца приближающиеся неровные шаги хромого дворянина, а когда он входил, волна возбуждения пронизывала собравшихся женщин. Он умел говорить с дамами. Одновременно насмешливый и нежный, он знал, что нужно сказать женщине, чтобы она почувствовала себя особенной, единственной из всех. Но Анжелика вставала на дыбы, словно строптивая лошадь, едва до нее доносились звуки его обманчиво-ласкового голоса. Каждый раз, когда она вспоминала тревожные признания кормилицы: «Он завлекает молодых женщин странным пением…», у нее кружилась голова.
Когда беседа с одной из тех дам, что первыми с жаром бросались в полемику, становилась немного резкой, рискуя стать неучтивой, Анжелика с интересом ждала, не последует ли за этим «утешительный подарок». И чаще всего он не заставлял себя ждать. Анжелика не без тайной досады была вынуждена признать, что этих жеманниц ничуть не пугало склоненное к ним изрезанное шрамами лицо графа. Теперь она была уверена: он завораживал женщин своим огненным взглядом, своей ослепительной улыбкой и изысканными комплиментами, которые он шептал им и которые каждая собирала, словно букет редких цветов, волнующих ее воображение.
Между тем Анжелика не могла пожаловаться, что забыта.
Не проходило и дня, чтобы она не находила у себя подарка: безделушку или украшение, новое платье или предмет интерьера, не считая сладостей и цветов. Все они были роскошными и отличались безупречным вкусом; они восхищали ее, очаровывали и в то же время… немного смущали. Она не знала, как выразить графу ту радость, которую ей доставляют его подарки. Каждый раз, когда Анжелика была вынуждена обратиться к мужу, она не решалась поднять глаза к его изуродованному лицу, становилась неловкой и что-то невнятно бормотала.
Однажды у окна большой галереи, возле которого она любила сидеть, Анжелика нашла красный сафьяновый ларец, украшенный золотым тиснением, и, открыв его, увидела такое великолепное бриллиантовое колье, которое не смогла бы представить и в самых смелых мечтах.
С восторженным трепетом молодая графиня любовалась им, размышляя, что, несомненно, даже у королевы нет ничего подобного, как вдруг услышала характерные шаги мужа.
Вскочив, она с сияющими глазами устремилась к нему.
— Какое великолепие! Как мне благодарить вас, мессир?
В упоении Анжелика подбежала к мужу так быстро, что почти столкнулась с ним. Ее щека коснулась его бархатного пурпуэна, в то время как граф твердой рукой внезапно привлек ее к себе. Ужасное лицо оказалось так близко, что ее улыбка погасла и она отпрянула, содрогнувшись. Жоффрей де Пейрак тотчас отпустил ее и бесстрастно, с оттенком презрения, произнес:
— Благодарить? За что?.. Не забывайте, моя дорогая, что вы жена графа де Пейрака, последнего, кто носит титул прославленных графов Тулузских, и поэтому должны быть самой красивой и самой нарядной. Отныне не считайте себя обязанной меня благодарить.
Это происшествие взволновало ее, и остаток дня Анжелика провела в тревоге.
Его жест, его попытка обнять ее, напомнила ей ужас того самого первого вечера, когда граф схватил ее и сжал в объятиях, согнув, словно тростинку. Разве могла она тогда подумать, что руки мужчины могут быть такими властными? Хотел ли он в тот вечер внушить ей, что гораздо сильнее и что без труда сломил бы ее сопротивление, если бы пожелал? Анжелика поняла, что отбиваться бессмысленно, что она побеждена и стала его добычей. Она отчаянно закричала!
Он отпустил ее так резко, что, выпрямляясь, она едва не упала. Он смеялся, он что-то говорил, но она не могла точно вспомнить всех его слов — насмешливых и нечестивых. В памяти осталось только его самонадеянное обещание: «Я не буду принуждать вас! Это не в моих правилах…» И он добавил с отвратительной самоуверенностью: «Они приходили сами, и вы тоже придете, однажды днем или вечером…»