Анжелика. Тулузская свадьба - Страница 8

Она бросила нервный взгляд на того, кто отныне был ее мужем. Каждый раз, когда она смотрела на него и видела изуродованное шрамами лицо, на котором сверкали черные как уголь глаза, ей становилось не по себе. Из-за шрама его левое веко было слегка прикрыто, что придавало лицу графа выражение злой иронии…

Откинувшись на спинку обитого вышитой тканью кресла, Жоффрей де Пейрак только что поднес ко рту какую-то маленькую коричневую палочку. Слуга поторопился принести в щипцах раскаленный уголек и приложил его к концу палочки.

— Ах, граф, вы подаете недостойный пример! — воскликнул архиепископ, хмуря брови. — Я уверен, что табак — адская пряность. Я еще допускаю, что его можно употреблять в порошке, по совету врача, и с одной целью — излечить нервические расстройства. Однако я иду на эту уступку скрепя сердце, ибо мне кажется, что под предлогом болезни табак нюхают слишком часто, находя в подобном занятии нездоровое удовольствие и прибегая к нему по любому поводу. А те курильщики трубок, что часами просиживают в тавернах, одурманивая себя проклятым растением, и вовсе опустившиеся люди. Но до сегодняшнего дня я никогда не слышал, чтобы дворянин употреблял табак столь непристойным способом.

— У меня нет трубки, и я не нюхаю табак. Я курю табачные листья, свернутые таким образом, как, я видел, это делают некоторые дикари в Америке. Никто не может обвинить меня, что я вульгарен, как мушкетер, или жеманен, точно придворный щеголь…

— Если есть два способа сделать что-либо, вы всегда будете искать третий, — раздраженно сказал архиепископ. — К тому же я только что заметил другую вашу странную привычку. Вы не кладете в ваш кубок ни жабий камень, ни кусочек рога единорога. Однако все знают, что это два наилучших способа уберечься от яда, который в любой момент может подсыпать в ваше вино чья-то враждебная рука. Даже ваша молодая жена пренебрегла предосторожностью. И жабий камень, и рог единорога изменяют цвет, соприкасаясь с ядом. Но вы никогда не используете их. Вы считаете себя неуязвимым или… у вас нет врагов? — добавил прелат, и в его взгляде вспыхнул огонь, который ошеломил Анжелику.

— Нет, монсеньор, — ответил де Пейрак, — но я считаю, что лучший способ уберечься от яда — ничего не класть в свой бокал, а все отправлять внутрь, в желудок.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только одно: каждый день принимайте ничтожно малую дозу какого-нибудь смертельного яда.

— И вы так делаете? — с ужасом воскликнул архиепископ.

— С самых юных лет, монсеньор. Вы же знаете, что мой отец стал жертвой какого-то флорентийского зелья, а ведь жабий камень, который он бросал в кубок, был размером с голубиное яйцо. Моя мать была женщиной без предрассудков и нашла верный способ защитить меня от подобной участи. От одного раба-мавра, привезенного из Нарбона, она узнала, как защититься от яда ядом.

— В ваших рассуждениях всегда есть нечто парадоксальное, и это беспокоит меня, — сказал епископ озабоченно. — Поговаривают, будто вы стремитесь реформировать буквально все, однако каждый знает, сколько несчастий церкви и королевству принесло одно только слово — Реформация. Ну зачем вы используете метод, в котором у вас нет никакой уверенности, вместо того чтобы прибегнуть к проверенным средствам? Конечно, для этого жабий камень и рог единорога должны быть настоящими. Множество шарлатанов ради наживы торгуют вместо них невесть чем. Но, к примеру, мой знакомый монах Беше, францисканец-риколлет, — видный ученый и занимается по моему поручению алхимией; он мог бы достать вам превосходные противоядия.

Граф де Пейрак слегка наклонился, чтобы посмотреть на архиепископа, и его густые черные локоны скользнули по руке Анжелики. Она резко отпрянула, но в тот же миг поняла, что ее муж не носит парик и густая шевелюра его собственная.

— Любопытно узнать, — сказал граф, — откуда он сам их берет. Будучи студентом, я увлекался препарированием и вскрыл немало жаб, но мне так и не удалось найти в их мозге этот удивительный защитный камень, прозванный «жабьим», который, как утверждают, должен находиться именно там. Что касается рога единорога, то вот что я вам скажу: я объехал весь мир, и я убежден, что единорог — мифологическое животное, вымышленное, проще говоря, в природе не существующее.

— Есть вещи, о которых нельзя судить с уверенностью, мессир граф. Необходимо оставить место тайне и не заявлять, будто знаешь все.

— Лично для меня остается тайной то, — медленно произнес граф, — как человек вашего ума может всерьез верить таким… выдумкам…

«Боже, — подумала Анжелика, — я еще никогда не слышала, чтобы со служителем церкви, да еще самим архиепископом, разговаривали так вызывающе!»

Она по очереди смотрела то на одного, то на другого собеседника, взгляды которых скрестились. Муж первым заметил, как сильно она взволнована, и улыбнулся ей. Улыбка причудливо сморщила его лицо, но зато явила белоснежные зубы.

— Простите, мадам, что мы затеяли спор в вашем присутствии… Монсеньор и я — давние враги.

— Я никого не считаю своим врагом! — возмущенно воскликнул архиепископ. — Что вы знаете о милосердии, которое живет в сердце у каждого слуги Божьего? Если вы меня ненавидите, то у меня нет к вам ненависти. Но я беспокоюсь о вас, как беспокоится пастырь о заблудшей овце. И если вы не прислушаетесь к моим словам, то я сумею отделить зерна от плевел.

— О! — воскликнул граф де Пейрак с каким-то пугающим смехом. — Вы истинный наследник Фолькета, епископа и соратника ужасного Симона де Монфора, который возводил костры для альбигойцев и сжег дотла утонченную цивилизацию Аквитании! Прошло уже четыре столетия, как Лангедок оплакивает разрушенное варварами великолепие и трепещет от рассказов о пережитых ужасах. Я потомок древнейшего тулузского рода, во мне течет кровь лигуров и вестготов, и я содрогаюсь, когда смотрю в ваши голубые глаза северянина. Вы — наследник Фолькета и потомок тех грубых варваров, что насадили здесь у нас нетерпимость и фанатизм, — вот что я читаю в ваших глазах!